Аня не хочет пить алкоголь. Он до тошноты ей противен. Но не пить она не может тоже, потому что только после залитой внутрь дешевой водки ей становится тепло и спокойно. Алкоголь для нее – это молоко матери, которого не было в детстве. Не в прямом смысле, конечно. Ее выкормили грудью в первую очередь потому, что больше есть было нечего. Не хватало тепла, ласки, понимания. «Лучше б ты сдохла», «зачем я не сделала аборт», «дал же бог такую паскуду», «сдать бы тебя в детдом, чтоб знала, как без матери жить» - это то, что Аня слышала столько, сколько себя помнила. Пожаловаться она никому не пыталась, потому что тем, кто выносил сор из избы, доставалось в те годы еще сильнее. Да и в окружении не было детей, которых бы растили иначе.
Папа Ани прошел почти всю войну и умер незадолго до победы. А мать трудилась в тылу наизнос, и Аня раздражала ее просто фактом своего существования, необходимостью вставать раньше, чтобы вести в сад, перешивать ей свою одежду, делиться куском хлеба, которого и на себя было мало. И главное – постоянным немым напоминанием, как она хотела нормальную семью, чтобы все, как у людей, и как близко это все было, пока война не отняла всё! Всё!
Аня знает, что она абсолютно никчемная. Что если бы не мать, она бы сдохла. Что ее отец был героем, а она кусок говна, который не может потерпеть боль у врача или чувство голода – ведь настоящего она и не знала, не то, что мать. Мать тем, что выжила и дала выжить Ане, совершила подвиг, которого Аня совершенно не достойна. Матери все выражают уважение, а Ане грозят, чтобы слушалась! И была достойна памяти своего отца.
Ане очень страшно размышлять, смогла бы она пройти войну, как ее мать. Или пойти на фронт, как отец. Иногда кажется, что она была бы героем. А мысль, что она бы погибла на войне даже доставляет радость, ведь тогда не было бы всей этой невыносимой жизни. И была бы почесть, а не постоянные унижения. Она бы и рада на войну, но войны нет. И доказать, что и она была бы на что-то способна, хотя бы проверить это, уже никак нельзя. И Ане страшно делиться этими мыслями, потому что даже любимая учительница скажет, что ей легко размышлять, ведь она не представляет ужаса, который пережили взрослые. И Аня верит, что злость на нее и побои матери можно оправдать пережитым, а ее чувства отвращения и ненависти к матери за постоянные избиения ремнем оправдать нельзя, потому что она ничего такого не пережила в своей жизни.
Жизнь как бы дана ей взаймы, и эту жизнь надо на всем ее протяжении отрабатывать, доказывать, что мать не зря мучилась. И отец не зря совершал подвиг во имя ее светлого будущего. И все это, конечно, происходит на фоне воспевания победы, поздравлений, которые получает мать, строительства новой свободной от фашизма жизни, торжественного посвящения в октябрята и пионеры. Стихов про то, что сколько встретишь фашистов, столько и убей. И тотального промывания мозгов, в котором по-прежнему не было места критическому мышлению и эмоциональному интеллекту, потому что со всем этим добром и после войны целому поколению было бы невозможно выжить и не сойти с ума.
Аня не хочет детей, но мать требует, чтобы как все нормальные люди! Она для чего эту неблагодарную тварь растила во время войны? Чтобы та о себе думала? Нет, обязана род великого отца продолжать! Замуж и внуков! И мужа нормального, из правильной семьи, из парткома, на которого мать укажет.
У Ани начинается правильная жизнь, но жить ей не хочется совершенно. И умирать нельзя, это привилегия тех, кто жертвовал собой. Героев. Аня начинает убивать себя медленно – алкоголем. Глушить боль, одиночество, дыру внутри, которую никто не заполнил ни любовью, ни принятием.
Аня становится мамой. Материнство дается тяжело, но пожаловаться ни на что нельзя. Ради детей умирали герои, а она жива и смеет тяготиться? Матери Ани было гораздо тяжелее, и она ее выкормила, потому что не знала, что дочь такой дрянью вырастет. Она вон жива-здорова, корова жирная, и еще чем-то недовольна? У нее что, фашист дома с гранатой? Ребенок родной! Горя она не знала в жизни!
В общем, все по новой. Теперь Аня не только плохая дочь, но и плохая мать.
Наконец, то, что она пьет тайком и уже давно, всплывает. Разводиться с партийным мужем нельзя. Аню с ребенком подальше от позора с проклятиями ссылают в дальнюю глухую деревню доить коров в колхозе. День начинается в 4 утра. Вечера пустые и бессмысленные. Дочка к ней ластится, и Аня оттаивает. Как будто черная дыра немного затягивается от чьей-то ласки и сочувствия. Аня ей выговаривается, исповедуется – про свое детство, про всю свою жизнь. А дочка ее слушает. И это удивительно для Ани. Она мечтает, как они поедут в город, и купят дочке новую форму для школы. И куклу. А потом пропивает все накопленное и разводит руками с глупой и вымученной улыбкой. Ну вот такая она мамка, никакущая. И дочке Ани тут же становится стыдно и за свои корыстные желания, и за свою злость на мать, которой итак досталось, и за то, что поверила ей, хотя ясно же было, что мама никогда не держит слово. Дочка чувствует себя ответственной за Аню. За то, чтобы самой прятаться от ее собутыльников, а потом прятать бутылки от мамы. За то, чтобы вытаскивать ее из-под забора и помогать дойти домой, чтобы люди не смеялись над матерью, а потом над Аней.
Она чувствует, что мамина любовь и расположение к ней держатся только на ее ответственности, готовности жалеть, спасать, наполнять снова и снова дыру, пробитую когда-то давно и не ею. Дыру, которая ни у кого в сознании не сравнится с пулевым ранением, но по факту губит жизни и Ани, и ее дочери, которая долгие годы будет жить в созависимости, найдет алкоголика-мужа, будет бить свою дочь, потому что когда-то давила желание с размаху дать сковородкой по голове своей матери. Будет контролировать сына, в страхе потерять или вырастить алкоголика. И не будет доверять никому, потому что дети, которые растут с алкоголиками, с большим трудом доверяют близким, потому что знают, что человек, который час назад был нормальным, в любой момент может на справиться с собой и потерять человеческое обличие. Дочка Ани старается ни с кем не сближаться и ни к кому не привязываться, чтобы не быть обманутой и брошенной.
Сейчас часто полемизируют, что было бы, если бы люди во время войны ставили на первое место свои потребности, думали о чувствах. Что фашизм бы победил. Что мы стали какие-то изнеженные и слишком любим себя. Проблема в том, что потребность в любви и признании чувств была у всех людей и особенно у детей всегда. А последствия того, что взрослые не могли удовлетворить эту потребность ни во время войны, ни после, мы расхлебываем из поколения в поколение. История не терпит сослагательных наклонений, и все эти вопросы про «лучше было сдаться что ли», нелепы, потому что время формировало тех людей. И иначе, чем было, тогда быть не могло. Наша задача, не отвергая заслуг, признать и многие ужасные вещи, которые творили эти люди, в том числе со своими детьми. Не все и не всегда. Но многие. Несколько поколений подряд учили видеть во всем в стране только хорошее и думать, что если человек совершил подвиг, то нельзя переворачивать его медаль и рассматривать ее изнанку.
Миллионы людей привыкли отрицать, что абсолютно все люди, насколько хорошие, настолько и плохие. А попросту – сложные и неоднозначные. И признавать это нормально. Огромной стране несколько десятков лет запрещали анализировать и думать. Только верить, восхвалять и подавлять все «плохие» чувства, напоминая, что этих чувств бы не было вообще, если бы герои не победили фашистов. Но правда в том, что смотреть на любую ситуацию надо с разных сторон, а запрет на чувства ломает жизни не меньше чем война.
И да, ко мне недавно подошла очень старенькая женщина, которая посмотрела на мою дочку и сказала, что счастлива, что сейчас такие милые дети, и так улыбаются, как солнышки. Что для этого они когда-то много трудились и преодолевали тяготы. И она рассказывала про свою жизнь, и про любовь к детям, которые до сих пор ее навещают, хотя уже сами стали бабушками и дедушками. И я знаю, что очень светлые люди с чистой изнанкой были в военном и послевоенном поколении, как и во всех других. И их было не мало. Но то, что такие люди были, не говорит о том, что не было таких, как мама Ани и подобные ей.
